Британский министр иностранных дел Ф. Хэммонд нашел простой и быстрый способ прекращения сирийского кризиса. Согласно Хэммонду, всё дело упирается в личность сирийского президента Б. Асада и «есть лишь один человек на планете, который может положить конец гражданской войне в Сирии, сделав единственный телефонный звонок, и это — Путин». Поскольку «уйдет Асад или останется — в конечном итоге зависит от того, готова ли Россия использовать свое влияние, чтобы отстранить его от власти».
То есть британский мирный план (ведь Хэммонд как министр иностранных дел говорит от имени Ее Величества, отсебятину пороть ему должность не позволяет) заключается в том, чтобы склонить В.В. Путина к устранению Б. Асада, что возможно сделать посредством единственного телефонного звонка. После этого Б. Асад сделает под козырек и немедля удалится в небытие (по первоначальному плану — политическое, впрочем, правительство Ее Величества, сколь можно понять, готово смириться и с физическим).
Тут все примирятся, наступит общее благоволение и лев возляжет рядом с ягненком. План совершенно очевиден, и дело только за В.В. Путиным, почему-то не желающим позвонить в Дамаск и объявить Асаду об его отставке.
Как всем известно, низвержение С. Хусейна в Ираке в 2003 году и полковника Каддафи в Ливии в 2011-м привело именно к такому общему благоволению. В результате которого, правда, погибло на два порядка больше мирных граждан, нежели в период правления этих деспотов. Возможно, Хэммонду это неизвестно, ибо он не карьерный (то есть многолетне служащий в Форин-офисе) дипломат, но политический назначенец широкого профиля. В теневом кабинете консерваторов он служил теневым министром по делам труда и пенсий, а затем теневым секретарем казначейства. Выйдя из тени на свет, он занял в кабинете Кэмерона пост министра транспорта, затем военного министра и лишь с 2014 года стал министром иностранных дел. Областным драмтеатром и животноводческим комплексом он, правда, не руководил, но, возможно, это еще впереди.
Правда, и в этом случае коллеги по министерству или старшие товарищи по правительству могли бы сообщить политическому назначенцу о существовании таких стран, как Ирак и Ливия, и о том, что в этих странах устранение деспота вовсе не положило конец гражданской войне, а напротив, ее развязало — просто началась более не сдерживаемая деспотической волей война всех против всех. Такое просвещение министра помогло бы избежать подозрений в его полной некомпетентности.
Возможен, конечно, и другой вариант. И министр, и правительство Ее Величества прекрасно знают, к чему приводит умиротворение по ливийскому образцу — сами же и умиротворяли, — однако не считают нужным считаться с возможными возражениями. В конце концов история не новая.
В 1869 году успехи западной — и прежде всего британской — дипломатии были воспеты Тютчевым: «Веселится об исламе / Христианский съезд князей! / И конца нет их приветам, / Обнимает брата брат... / О, каким отрадным светом / Звезды Запада горят!... / Только там, где тени бродят, / Там, в ночи, из свежих ран / Кровью медленно исходят / Миллионы христиан...».
А в 1876 к воспеванию присоединился Тургенев («Крокет в Виндзоре»): «О ужас! кровавой струею залит / Весь край королевской одежды! / «Велю это смыть! Я хочу позабыть! / На помощь, британские реки!» / «Нет, ваше величество! Вам уж не смыть / Той крови невинной вовеки!».
Не сказать, однако, чтобы эта поэтическая публицистика производила сильное впечатление на британских политиков. Они рассматривали ее, как гром не из тучи, поскольку слишком многое стояло за тогдашней владычицей морей. И первый военный флот в мире. И самая развитая промышленность («мастерская мира»). И Британская империя, над которой никогда не заходило солнце. И подвалы Банка Англии, звонкие стерлинги из которого широко использовались для субсидий («мягкая сила»), после чего с получателем стерлингов можно было беседовать и как с наемником, не позволяя ему отлынивать от работы на мастера. Англия в XIX веке была сильна, очень сильна, и что ей был чей-то плач по поводу христиан in partibus infidelium — в странах неверных.
Но это было и прошло и быльем поросло. Не в смысле надменного пренебрежения к малым сим (в особенности — к востоку от Суэца) — жестокосердие в сочетании с лицемерием весьма устойчивое свойство, часто сохраняемое и при оскудении. Но имперская мощь, заставлявшая соседей смиряться, — она ушла безвозвратно. И Взлетно-посадочная полоса № 1 по Орвеллу, и «всемирный хаб» по предшественнику Хэммонда министру-лейбористу Миллибэнду — слабая замена былому величию.
Тем более что с расширением НАТО на восток таких ВПП в составе Океании появилось богато. Чем плоха хотя бы Литва? В смысле смелой риторики она ничуть не уступает Великобритании и даже как бы ее не превосходит, да и в смысле вызываемого почтения премьер Кэмерон и президент Грибаускайте находятся примерно на одном уровне. А ведь есть еще Латвия и Эстония, не менее гораздые в смелой риторике.
Если Великая Британия по своему международному весу упорно желает уподобляться великим прибалтийским державам — почему бы и нет, вольному воля. В смысле воинского духа сегодняшняя Литва, пожалуй, даже погероичнее будет.
