А можно я не про нобелевские кунштюки? И не про «новый метод» псевдодокументального повествования, которое фиксится на стадии перцепции информации от источника. И тем более манипулируется реципиентом, а точнее, автором?
Даже не будем показывать пальцем, а то уже все тут кричат «вы завидуете».
А что завидовать — я тут недавно открыл совершенно новую книгу автора Елены Котовой «Кодекс бесчестия». Я вообще-то всегда чурался и бежал этого автора, который всё время попадает в шорт-листы местных литературных премий и даже был лауреатом Книги года 2014.
Но пугало меня в ней не это, а то, что Котова была чуть ли не министром приватизации, работала в ВТБ и любит про себя писать «международный финансист». Сразу встает картина — «богатая бездельница, которой еще к международному влиянию на рынки хочется мировой литературной славы».
Но книжку-то открыл, будь оно неладно. И по мере продирания сквозь строчки понял, что перед нами совершенно новый подход к осмыслению 1990-х. Ведь этот кошмар — мода на осмысление 1990-х, которая свалилась на нас буквально за последние недели, она готовилась в умах таких авторов, как Котова. За одним исключением — такого мы еще не читали.
Тут как минимум две темы. И обе достаточно революционные для русского медиа- и литературного пространства. Я склонен считать то, что делает Котова, все-таки медийным феноменом. Потому что впервые в местной беллетристике попадается автор, который не только досконально знает механизмы действия именно местной экономики. Он (она) в разные моменты жизни был участником, причем активным игроком на рынке, который шаг за шагом захватывали олигархи.
Вот про этих олигархов в книге и речь.
Тут в каждом герое — двух относительно положительных и одном сугубо отрицательном — можно обнаружить черты реальных героев, которых у нас на виду или в гробу всего-то штук десять. И даже сделки, которые составляют реальный локомотив повествования, в принципе можно припомнить из истории развития нового русского капитализма. Всё достаточно прозрачно. Но вот что реально цепляет: наконец-то у нас есть автор, для которого диалоги героев в их бесконечной погоне за деньгами и влиянием — это не набор подслушанных у взрослых товарищей слов, как у какой-нибудь Латыниной, а имеют четкий смысл, правду, подоплеку и логику.
Потому что Котова в отличие от местных литераторов знает, что значит каждое слово при поглощении предприятия, как оборачиваются документы выстрелами на дорогах, как отжимают миноритариев, как уничтожают бизнесменов, как ставят губернаторов на место. И так далее — не буду спойлерить. Эти люди, как и в жизни, идут от одной сделки к другой, от одной войны к другой, от одного мешка денег к провалу — и всё по новой. Они — игроки на диком поле русского капитализма. И в принципе, если бы у Высшей школы экономики было понимание момента, они бы могли Котову брать к себе в преподаватели потому, что она может рассказать со всеми внешними приличиями, как реально делается экономика в этой стране.
Не всё тут EBITDA (Earnings before interest, taxes, depreciation and amortization) решает, в стране бескрайней и словоориентированной.
А как же русская душа?
И вот тут-то Котова предлагает довольно странную концепцию — вместо проклятий олиграхам либо пошлых славословий в духе глянцевых журналов она принимается подспудно объяснять их логику и их собственный кодекс чести. И я думаю, это не литературная выдумка, а строгие наблюдения экономиста, бизнесвуман и вообще-то очень пристальной такой дамы.
Более того — она показывает, как с каждым новым миллионом и с каждым новым захваченным заводом этот «кодекс» мутирует и, в конце концов, приводит некоторых из героев к смерти. Но то, что автор, избегая дешевых приемов и описаний, рассказывает и показывает еще какие-то личностные, внутренние механизмы этих странных людей, приводит читателя к выводу «они тоже люди», и этот вывод по нашим временам можно считать революционным. Ну даже Стинг когда-то пел I hope that Russians loves their children too. А мне было просто любопытно, как фиксируется автором создание семейных кланов — и, может быть, те, о ком он пишет, это и есть наши Будденброки, Форсайты и прочие дождевые черви процесса первоначального накопления капитала. Описанные шершавым языком бухгалтерской книги.
И что особенно приятно, тут нет этого бесконечного нытья и слова «мы» — «мы рабы, мы виноваты, мы уроды», которым грешит пропагандистская литература, мнящая себя социальным камертоном.
