Мир, ежедневно порождающий новые возможности, безнадежно отстает от самого себя в сфере политической самоорганизации, и выплески народного гнева, происходящие на всех континентах, увы, гнева по большей части слепого и деструктивного, свидетельствуют о сугубой тесноте рамок легитимности недавнего прошлого (и, к сожалению, все еще настоящего) для многоликого и разноречивого человечества.
Сейчас я хотел бы остановиться на одном важном аспекте реформирования политического поля и обосновать вполне конкретное предложение. Вот оно: следует придать универсальность институту присяжных и поднять его тем самым на новую высоту.
Для начала бросим беглый взгляд на суд присяжных как важнейший правовой механизм гражданского общества. Идея его чрезвычайно проста, но в некотором смысле неопровержима: обычные граждане, или просто люди, обладающие в силу этого чувством справедливости, в некий решающий момент получают приоритет над юридическим сословием. Присяжные выносят вердикт (виновен или не виновен), предоставляя профессионалам его техническое (юридическое) оформление, в чем, собственно, и заключается высшая справедливость земного суда. Есть основания полагать, что в сущностном смысле именно наличие суда присяжных делает третью ветвь власти действительно легитимной, ибо власть закона не может сводиться только к юридической изощренности — и горе тому обществу, где это происходит. Кстати, даже для американского общества, которое стонет от непомерной дани, выплачиваемой адвокатам и прочим «судейским», наличие суда присяжных является прививкой здравого смысла, свежим глотком воздуха, без которого гражданская жизнь могла бы просто задохнуться от гипнотизирующего крючкотворства — кто как не Кафка знал эту истину...
Что уж говорить про Россию с ее известной «любовью» к судейским, нисколько не изменившейся за последние 300 лет. Тем не менее я хочу сказать, что сегодня как раз суд присяжных является одним из самых жизнеспособных элементов гражданского общества, большинство других областей, включая механизмы электоральных игр и имитируемой состязательности «больших партий», находятся в глубоком кризисе и, я полагаю, не имеют внятного будущего.
Так почему бы не расширить институт присяжных, почему бы не внедрить этот участок прямого гражданского бытия и в другие ветви власти? Я представляю это так: и в законодательных органах, и в исполнительных инстанциях власти отводится особое, очень важное место для вердикта присяжных, краткосрочно делегируемых обществом примерно на тех же принципах, на каких осуществляется подбор присяжных для суда. Поскольку особенность профессионалов от политики (собственно, их профессионализм) состоит в том, что они всегда могут решить вопрос в свою пользу, но далеко не всегда в пользу общества, коллегия присяжных, озвучивающая vox populi, оказывается чрезвычайно полезной. Присяжным нет нужды вникать во все юридические хитросплетения (точно так же, как и в судебном процессе) и предлагать некие доморощенные решения, их задача — внимательно прислушиваться к аргументам, прежде всего к аргументам собственной совести, и выносить решение: да или нет. Все-таки «да» или все-таки «нет». Решение, одобренное кворумом присяжных, смогут оформить надлежащим образом госчиновники и прочие юристы, на то они и профи.
Полагаю, что расширенному институту присяжных должны быть открыты все важнейшие области государственной жизни как на федеральном, так и тем более на муниципальном уровне. Допускаю при этом, что не для всех подразделений власти вердикт присяжных может быть обязательным: есть оборонка, та же академия наук, политика Центробанка и другие весьма специфические направления, в которых осуществляется суверенитет государства и где преимущества следует отдать экспертным советам. Но даже в этих случаях, когда решаются принципиальные, судьбоносные вещи, общество вправе знать, каков же был вердикт кворума присяжных: все-таки «да» или все-таки «нет. И время очень быстро покажет, кто был неправ.
Я вижу в этом шаг к осуществлению подлинной гражданственности. Предвижу возражения, что на присяжных можно влиять, оказывать давление, пытаться манипулировать — такое ведь бывает и в суде. Однако примем во внимание, что коллегия присяжных — это краткосрочная, но чрезвычайно важная командировка, в которую отправлены просто люди, представляющие в конкретной миссии «остальной народ». Они дадут присягу, и мы будем знать их по именам. Следовательно, нелегко будет им солгать, уж точно труднее, чем чиновникам и профессиональным «слугам народа». А если еще учесть, что состав присяжных определяется, скажем, жребием, а не «предвыборными платформами» и им, стало быть, нет никакой пользы от демагогии, мы получаем шанс обрести луч света в предельно загрязненном политическом пространстве.
Расширенному институту присяжных подобают и представительские функции там, где это только возможно (да хоть на дипломатических приемах) — ибо когда повсюду видишь одни и те же, как бы это выразиться, одухотворенные лица, то становится довольно тоскливо.
И все же главное — ответ на вызов времени. Представительская (или представительная) демократия безнадежно устарела в эпоху иных скоростей, коммуникаций и стремительно меняющихся предпочтений. Политические партии, монополизирующие мнение граждан на долгие годы, стремящиеся оставаться под солнцем как можно дольше и любой ценой, — разве не напоминают они динозавров, причем отнюдь не травоядных? Спектакли на политической сцене идут одни и те же: где-то уже более двух столетий две партии препираются друг с другом (и это, конечно, непревзойденный рекорд продолжительности спектакля), где-то партия наичестнейших людей неустанно разоблачается партией их совокупных завистников... Грустная картина.
Тем не менее демонтаж архаических форм политического представительства неизбежен. Полагаю, что следует приветствовать всякий переход к прямой демократии, хотя бы в силу его неминуемости, — ведь победит тот, кто успеет первым. Вот и расширенный институт присяжных как первая ласточка. Она, конечно, весны не делает — но зато показывает зиме, насколько та задержалась.
