Нелегко проследить эти истоки. Для начала полезно сопоставить обобщенную сцену из индийских фильмов и столь же обобщенную картинку из российской истории. В первом случае перед нами предстает бедная семья, непрерывно преодолевающая несчастья и унижения. Во всех невзгодах родителей или одинокую мать поддерживает светлая мечта: вот вырастет сын и станет судьей. Воображаемая судейская мантия для сына знаменует собой исполнение самых сокровенных желаний.
Русская мама своему сыну ничего подобного не пожелала бы — какой уж там предел мечтаний! Куда более характерен другой случай, неоднократно описанный в русской литературе и воспроизводящий ситуацию диалога между барином и провинившимся слугой.
— Ну и как судить тебя, дружок, — спрашивает барин, — по закону али по справедливости?
— Не надо по закону, барин, лучше по справедливости, — не задумываясь отвечает слуга.
Ответ провинившегося слуги достаточно точно указывает на место третьей ветви власти как в самосознании русского народа, так и в российской истории. На это же место указывает и не переводимый на другие языки глагол «засудить». Суд предстает как отчужденная от человека стихия, вроде эпидемии или наводнения. Оказавшийся во власти водной стихии может утонуть, может и чудом спастись. Оказавшегося во власти судебной стихии засудят, а его возможное спасение будет похоже на спасение от наводнения — если, конечно, не найдется управа другой власти на эту «стихию»
Судебные казусы последнего времени — дело Ходорковского тут всего лишь расхожий эпизод — легко вписываются в печальную трехвековую традицию российского правосудия. Да и бесчисленные истории из сферы житейской мудрости полностью подтверждают безрадостную картину. Какой период не возьми, обязательно наткнешься на неповторимую специфику третьей власти в России. Вот показательные процессы над врагами народа… Вот исторические слова Горбачева на съезде народных депутатов: «Я, знаете ли, не ахти какой юрист», — говорил тогда, обращаясь к Собчаку, выпускник юридического факультета и обладатель красного диплома…
В сознании значительной части общества власть закона ассоциируется с властью «законников» — судейских крючкотворов и, не в последнюю очередь, с беспределом оборотней в погонах. Степень отчужденности правовых норм, буквы закона, от практики повседневных отношений ярче всего проявляется в невероятной убогости русского юридического языка.
Уже неоднократно обращалось внимание на укорененность блатного жаргона едва ли не во всех слоях общества: тому есть исторические причины, которые более чем понятны. Среди них, однако, и невменяемость юридического языка — вот и стражи порядка в своем кругу говорят также как зэки, используют те же метафоры, те же по-своему точные выражения. Телесериалы просто отражают эту правду жизни. Что ж, страна великой литературы не может не обладать естественным языковым чутьем: и в блатном языке, с детства знакомом слишком многим, есть достаточно экспрессивных средств для самых разных оттенков чувств, я бы даже сказал, что русский блатной язык является вполне аутентичным философским языком криминального экзистенциализма. Мертворожденная юридическая тарабарщина ни на что подобное не способна. Неудивительно, что правовой нигилизм удваивается, наталкиваясь на безъязыкость той сферы прямой речи, в которой, по идее, должно выражаться гражданское правосознание. Отсюда, кстати, и низкая эффективность риторики оппозиционных митингов, ее хорошо ощущаемая неорганичность, чужеродность для русской души...
Проясняется и другое, а именно, первоисточник симпатий к Путину со стороны этой самой души. Смешно было бы предполагать, что сегодня кто-то чего-то не знает о славном творческом пути Владимира Владимировича Путина — ну разве что тот, кто по каким-то причинам не хочет знать. Я бы даже выразился иначе: и его противники, и сторонники знают примерно то же самое, только одни при этом задыхаются от возмущения, а другие считают простительными проявления слишком человеческого, поскольку есть нечто более важное, некая добродетель, отсутствие которой уже не раз ставило Россию на грань распада. Добродетель эта очень проста. На языке криминального экзистенциализма она именуется отвечать за базар, и формулировка «держать слово» будет куда менее точной. Все знают, что Путин не сдает своих и умывать руки — не его профиль.
Два последних властителя России, Горбачев и Ельцин, собственно, только тем и занимались, что «сдавали своих». Возможно, ими руководил страх перед фантомами вроде «мировой прогрессивной общественности», возможно, были и иные причины, сейчас не об этом. Важен контраст: Путин не просто не бросает, он демонстративно отстаивает своих. Апофеозом я бы назвал награждение Чурова (тоже ведь своего рода арбитр) орденом Александра Невского... Другой бы публично отмежевался и набрал политические очки, наверняка президенту советовали именно так и поступить и уж точно советовали не подставляться с наградой. Но не таков Путин — он наградил за верную службу, за оказанные ценные услуги. Смысл сигнала, опять же, чрезвычайно прост: не бойтесь мне служить, я свое слово держу (за базар отвечаю) — и те, кому нужно, сигнал поняли правильно.
Опыт 1990-х годов во многом объясняет поддержку Путина большинством общества: ведь тогда Россия сохранила свою государственность только благодаря тому, что реальная власть на местах, и прежде всего власть судебная, осуществлялась по понятиям, а потешные суды и столь же декоративные органы правопорядка просто отбывали номер, довольствуясь небольшим налогом. Во главе России стоял (но чаще лежал) Ельцин, а вокруг него кучковалось сборище диковинных монстров, лучше всего описанных в романах Пелевина...Тогда шанс на спасение страны состоял в том, чтобы утвердить на федеральном уровне хоть какую-то порядочность — и эту задачу решил Путин, проявив решительность, последовательность и настойчивость.
Беда в том, что принципы управления с тех пор практически не изменились, и поскольку эти принципы понятны народу, Россия добилась некоторых успехов, если измерять их по «шкале Бисмарка»: прежде всего, Россия находится среди нескольких держав, обладающих подлинным, а не клиентским суверенитетом. А вопрос вопросов, заслуживают ли россияне лучшей участи, решится не на митингах и даже не на выборах. Он решится путем обретения правосознания и адекватного ему языка, который был бы не калькой с чужой реальности, а обобщением собственного исторического опыта.
