«Не дело чиновников — вмешиваться в работу режиссера»
Премьере «Сна в летнюю ночь» Бриттена в Театре Станиславского, намеченной на 10 июня, уже обеспечен аншлаг: откровенная постановка американского режиссера Кристофера Олдена оказалась в центре шумного скандала с участием властей и представителей церкви. Эксцентричный режиссер ответил на вопросы корреспондента «Известий» в фойе Театра Станиславского, пока участники детского хора беззаботно резвились за кулисами перед репетицией.
— «Сон в летнюю ночь» — пожалуй, самая оптимистичная опера Бриттена, со счастливым концом...
— ...Счастливым? Хм, тут наши взгляды расходятся.
— А каковы ваши взгляды? Это опера буффа или трагедия?
— Любопытная комбинация того и другого. Опера очень веселая и вместе с тем дикая, фантастическая. Ведь все, что там происходит — это сон, ночные фантазии. Разумеется, Шекспир писал комедию, но она рассказывает о серьезных вещах, из нее многое можно узнать о человеке, о нашей психологии, сексуальности, о гендерном вопросе. Для меня вообще опера — это сон, я все ставлю в таком духе. Не думаю, что опера должна быть реалистичным искусством. «Сон в летнюю ночь» в прочтении Бриттена представляется мне сумрачным, отражающим жизненные взгляды и сексуальность этого англичанина. Музыка привносит в драму новый слой — обворожительный слой подсознания. К тому же, опера — политическое искусство.
— Разве?
— Конечно. В былые времена премьеры опер Верди, например, становились политическими событиями.
— А сейчас? В чем заключается политическая идея вашего спектакля?
— В том, что он делит публику на два лагеря: либералов, которым интересна современная режиссура, и консерваторов, которые хотят ее запретить.
— А чем обоснован ваш модернистский подход ко «Сну в летнюю ночь», помимо политики?
— Моя постановка — о противоречивой личности Бенджамина Бриттена. Хорошо известно, что у него часто возникала очень крепкая дружба с мальчиками. Эти мальчики могли останавливаться у него и Питера Пирса (Пирс — выдающийся тенор, партнер Бриттена и соавтор либретто «Сна в летнюю ночь». — «Известия»), проводить с ними время. Неизвестно и не так важно, дотрагивался ли Бриттен когда-нибудь до детей — это вопрос в некотором роде аналогичный истории с Майклом Джексоном. Важно, что на склоне лет Бриттен признался в том, о чем никогда раньше не говорил — он рассказал, что в детстве подвергся сексуальному насилию со стороны своего учителя. Возможно, именно здесь лежит ключ к его психологии. Его всегдашнее стремление к мальчикам объясняется существованием того ребенка, который продолжал жить в нем самом.
— Едва ли не во всех его операх мальчики становятся жертвами взрослых.
— Совершенно верно, эта тема его волновала всю жизнь. В нашей постановке действие перенесено в эпоху Бриттена и происходит в школе. Накануне свадьбы выросший Пак возвращается в свою школу и видит сон. Он вспоминает свои отношения с учителем, Обероном. Сексуальные эти отношения или нет — остается неясным. Важно, что они сильные. Как многие люди, подвергшиеся совращению в детстве, он проходит сложный период жизни, когда трудно найти контакт с другими людьми. Пак пытается преодолеть эти проблемы и стать взрослым, жениться. Во сне он видит своих друзей, нормальных ребят, которые завязывают отношения с девушками. Он смотрит на них и страстно желает быть таким же.
— Могла ли вся эта история — отчаянное письмо представителям власти и церкви и дальнейший конфликт — произойти в Англии или в США?
— Могла. В Америке есть очень сильное правое крыло, консерваторы. Там много религиозных людей, и если бы им дали ту власть, которую они имеют здесь, они использовали бы ее таким же образом. Вообще в США абсолютно четкое разделение между церковью и государством, но были случаи, когда влиятельные церковники поддерживали определенных политиков. Америка — очень религиозная страна. Долгие годы она была гораздо религиознее России, но теперь у вас снова все меняется.
— Что вы думаете про вмешательство церкви в светскую культуру?
— На мой взгляд, то, что произошло — всего лишь политические игры, не имеющие отношения к искусству. Эти люди готовы использовать любые средства в борьбе за влияние, за пиар, за привлечение масс на свою сторону. Они ведь даже не видели постановку.
— Но весь конфликт возник вокруг реально существующей дилеммы — могут ли дети участвовать в спектаклях для взрослых?
— Моя постановка очень сдержанная и осторожная. Да, публика понимает, что речь о сексуальном насилии по отношению к ребенку. Но на сцене ничего не происходит: вы не увидите ничего постыдного с участием детей. Будет одна сцена с греховными сексуальными безумствами, но она происходит между взрослыми — детей в этот момент вообще нет на сцене.
— Театр Станиславского не рекомендует посещать эту оперу детям до 14 лет. Почему не до 16? Или не до 12?
— Хороший вопрос. Что, серьезно, они написали, что вход до 14 воспрещен?
— Не рекомендован.
— Я даже не знал об этом.
— В Английской национальной опере такой ремарки не было?
— Не знаю. Может быть, они тоже написали «не рекомендовано для детей», просто чтобы предупредить родителей.
— Департамент культуры Москвы сообщал, что на генеральную репетицию придут эксперты, которые оценят потенциальную опасность вашей постановки для детей. Если какой-нибудь чиновник подойдет к вам и скажет: «Мистер Олден, измените, пожалуйста, то-то и то-то», какова будет ваша реакция?
— Не дело чиновников — вмешиваться в работу режиссера. А если ко мне подойдет кто-то из театра, я могу пойти на незначительные изменения. Кстати, мы уже говорили с Александром Тителем — он просто хотел убедиться, что дети не вовлечены в откровенные сцены.
— Вы испытываете дискомфорт по поводу гомофобных настроений в России?
— Судя по тому, что я прочел и услышал, процесс начинается именно сейчас, и это очень плохо. Во всем мире идет движение за права геев, и в этом вопросе есть существенные подвижки, в Америке, например.
— В какой степени «Сон в летнюю ночь» отражает вашу личность? Насколько это ваш сон?
— Дело не во мне. Обоснованием моей интерпретации стала жизнь самого Бриттена, его сексуальность и его пристрастия. Именно он задумал воплотить хор эльфов звуками детских голосов.
— Повлияла ли на вас работа с великим Жан-Пьером Поннелем?
— Очень сильно. У него я научился тому, как освободить оперу от реализма и натурализма, как превратить ее в сон. Его новаторские постановки тоже всегда шокировали множество людей.
— В 13 лет вы одновременно с вашим братом-близнецом решили посвятить свою жизнь оперной режиссуре. Это совпадение или Дэвид повлиял на ваш профессиональный выбор?
— Мы оба тогда страстно увлеклись оперой. У близнецов очень многие чувства — одни на двоих. Но мы с ним никогда не работали вместе, наши карьеры развиваются параллельно. Я в Нью-Йорке, он в Лондоне, но мы делаем похожие вещи. Кстати, сейчас он ставит оперу «Билли Бад» Бриттена в Английской национальной опере. И через пару лет этот спектакль будет привезен в Большой театр. Так что вам предстоит увидеть еще одну бриттеновскую постановку Олдена в Москве.
— В прошлом году там же, на сцене Английской национальной оперы, вы показали «Сон в летнюю ночь». Как восприняла ваш спектакль британская общественность?
— Даже среди тех людей, которые не любят модернистскую режиссуру, многие признали, что это было сильно. Моя любимая рецензия на премьеру — та, в которой автор написал: «Эта версия великолепна, но я ее ненавижу». Я был счастлив прочесть такое. Потому что люди могут чувствовать по-разному, но им стоит быть открытыми к тому, как понимают искусство другие.
