«Решая кадровые вопросы, всегда консультируюсь с музыкантами»

В Зале имени Чайковского выступил Израильский филармонический оркестр, ведомый своим неизменным лидером Зубином Метой. Один из самых известных дирижеров планеты ответил на вопросы «Известий».

— Вы приезжаете в Россию с 1962 года. Как наша музыкальная жизнь изменилась за полвека?

— Уже тогда уровень музыкальной культуры у вас был очень высоким. Оркестр Ленинградской филармонии был одним из лучших в мире. Высокий стандарт качества выдерживал Большой театр. Я не очень осведомлен в нынешней ситуации, но надеюсь, что всё еще в силе. И, наверное, у вас сейчас больше денег, чтобы поддерживать культуру.

— Приходилось ли вам стоять за пультом российских оркестров?

— Да, я вернулся в СССР в 1964-м и дирижировал сразу тремя оркестрами в один приезд: Ленинградскими филармониками, Госоркестром и оркестром Гостелерадио.

— Почему в юности вы решили осваивать контрабас, а не скрипку, например?

— Я на и скрипке немного играл в Бомбее. Но мой отец (дирижер и скрипач Мели Мета. — «Известия») уехал в Америку, и я остался без учителя. Когда я приехал в Вену, мне хотелось играть в оркестре. Я выбрал контрабас, потому что двух лет занятий на контрабасе достаточно, чтобы сесть в оркестр. Скрипка требует большего. 

— Говорят, что с Израилем вас познакомил Даниэль Баренбойм.

— Баренбойм и его семья стали моими друзьями с первой ночи, которую я провел в Израиле. Но я знал Даниэля и раньше: мы встречались в 1956 в Сиене. Это была моя вторая семья, мы до сих пор заботимся друг о друге.

— Общение между худруком и оркестром сейчас редко длится больше 10-15 лет. Ваша работа с Израильскими филармониками продолжается уже 44 года. Какова специфика столь длительных отношений?

— Спросите об этом у оркестрантов. Я не знаю. Сейчас не осталось уже ни одного музыканта из того состава, который я впервые увидел в 1968 году. В прошлом году ушел последний. Так что все нынешние оркестранты были избраны при моем режиме. Но я никогда не решаю кадровые вопросы один, консультируюсь с музыкантами. У нас всегда была демократия.

— Как вы относитесь к официальным церемониям, вроде сегодняшнего признания вас почетным академиком Российской академии художеств?

— Ну, это особый случай. Сегодня не обычный концерт, а вечер, посвященный российско-израильской дипломатии и так далее. Нам следует понять это и принять как должное. Разумеется, это происходит не на каждом концерте. И для меня это большая честь.

— Почему вы не сыграли ничего на бис?

— Мы подготовили даже два биса — увертюры к «Оберону» Вебера и «Свадьбе Фигаро» Моцарта. Но все эти церемонии и речи так затянули концерт! Мы всегда должны судить по драматургии, чувствовать, как идет вечер. Я думаю, сейчас был хороший конец.

— Это не связано с требованиями оркестрового профсоюза?

— Нет-нет, что вы! Это я решил. Они бы сыграли.

Шапочное знакомство

Концертный зал Чайковского наполнился еврейскими кипами, а Зубин Мета примерил академическую шапочку от Зураба Церетели.

После шестилетней паузы москвичи вновь услышали лучший оркестр нашего дружественного безвизового государства-партнера под руководством Зубина Меты.

В Концертном зале имени Чайковского собрался едва ли не весь еврейский бомонд Москвы во главе с послом Израиля госпожой Дорит Голендер. Не смогли пропустить вечер и отечественные любители классической музыки — Татьяна Тарасова, Игорь Костолевский, Иосиф Кобзон, Екатерина Андреева и другие. Михаил Швыдкой церемонно ходил под ручку с Александром Авдеевым.

Концентрация официальных лиц недвусмысленно свидетельствовала, что без речей не обойдется.

Сначала на фоне реющих государственных флагов выступили госпожа Голендер и господин Швыдкой: они напомнили, что вечер посвящен 20-летию возобновления дипотношений между Россией и Израилем. Затем с тем же пафосом работу с микрофоном продолжил Святослав Бэлза. Вступление так затянулось, что главного российского конферансье даже попытались захлопать — кажется, впервые в его карьере. В отместку Святослав Игоревич говорил еще дольше.

После сурово и неспешно сыгранного «Эгмонта» Бетховена наступило время Первого концерта Чайковского и пианиста всея Руси Дениса Мацуева. С точки зрения ансамбля его дебютное выступление с Израильскими филармониками было на высоте. Жаль, что весенней энергии концерта уже не удавалось пробиться сквозь толщу мацуевского опыта: трепетность уступила место стабильности.

Любовь московской публики к Денису, бессмысленная и беспощадная, побудила его сыграть аж два биса. Маэстро Мета уже давно не выходил на поклон; о том, что приехали гости, кажется, все забыли.

Вспомнили после антракта, когда продолжились официальные церемонии. Ведущий Петр Татарицкий, сменивший Бэлзу, объявил, что Зураб Церетели и его Академия художеств признали Зубина Мету своим почетным академиком. Вице-президент Академии Андрей Бобыкин, подзабыв имя «нашего замечательного маэстро», наградил Мету мантией, академической шапочкой и прочей почетной атрибутикой. В ответном слове дирижер, родившийся в Бомбее, поратовал за «успех культурный между Россия, Израиль и... Индия», чем вызвал восторг зала.

Только тогда началась самая интересная часть вечера: виртуозная и дающая простор для интерпретации Седьмая симфония Бетховена наконец-то позволила составить полное и разностороннее представление об оркестре.

Зубин Мета, дирижировавший наизусть, работал, кажется, больше всех: постоянно сподвигал оркестр на решительные звуковые поступки. Музыканты играли мощно и брутально, не стесняясь придавать бетховенским кульминациям брукнеровский размах.

Пожалуй, самой привлекательной группой оказались деревянные духовые, игривые и изящные. Их ненавязчивые соло легко просвечивали сквозь оркестровый массив. Струнники были несколько тяжеловесны, тем более что Мета не поскупился и привез их в весьма большом количестве: 16 первых скрипок и 8 контрабасов вовсе не считаются обязательными в Бетховене.

В Израильском филармоническом, который был создан 76 лет назад под титулом «Палестинский симфонический», очень силен коллективный дух. Музыканты лишены звездности, трудятся «все за одного» и полностью доверяют своему вождю, который в 1981 году был избран пожизненным руководителем оркестра.

В итоге израильтяне оказались большими бетховенианцами, чем сам Бетховен: их коллективный разум выдал прочное, напористое и бескомпромиссно продвигающееся к финалу звуковое целое. Никакой дипломатии — только страсть.