«Все хотят, чтобы я плясал на сцене и доламывал последние кости»

В четверг в Мюзик-холле театр DEREVO представит премьеру «Кецаль. Глава 2. Ноев Ковчег». Это новое прочтение спектакля-хита, получившего «Архангела» на фестивале Fringe в Эдинбурге в 2006-м и «Золотую маску» в Москве в 2007-м, адаптация к сегодняшнему дню. Руководитель и главный идеолог театра DEREVO Антон Адасинский рассказал обозревателю «Известий» о том, как правильно относиться к «перезагрузке», а заодно поделился новостью, уже из мира музыки: в апреле в Петербурге грядет презентация пластинки Doppiо — совместного продукта самого Адасинского и его друзей из группы Positive band.

— Антон, расскажите про обновленный «Кецаль»? Зачем вообще понадобилась эта «перезагрузка»?

— А это не обновленный «Кецаль»! Я даже сам пока не знаю, как к нему правильно относиться. Мы делаем акцент на «главе второй», ибо со времен премьеры в 2004 году все вокруг изменилось: люди, их отношения, жизненные ориентиры... Нам сейчас это очень интересно. Ведь DEREVO всегда характеризовалось тем, что не имеет отношения к сиюминутому информативному полю. Раньше мы были от этого далеки, а теперь «привязываемся».

— Поэтому название «выдает» историю с продолжением?

— Естественно. Но оно и путает: и зрителей, и нас самих. Понимаете, мы раньше никогда не возвращались к своей старой работе так, чтобы использовать то же название, но полностью поменять действие. А здесь мы решили слово «Кецаль» в афише оставить, потому что оно очень мощное и крепко держит нас в памяти «песни тела», существа обнаженного, даже эмбрионального, вида и особого энергетического состояния артистов. Первый спектакль был мастерски оторван от настоящего — от любой формы адреса, времени, обстоятельств. Это была абсолютная абстракция. Никто не мог сказать даже, какой национальности люди на сцене и откуда такой театр взялся. В самом спектакле не было и намека на какую бы то ни было принадлежность. Причем мы такой задачи специально не ставили — тема оказалась очень высока. Но с тех пор мы все стали другими. А у нас в театре DEREVO есть установка: если актер, персонаж или спектакль устает, то ему надо дать отдохнуть.

— Но не упразднить отжившее?

— Нет-нет, просто взять паузу. «Кецаль» сказал свое слово очень большому количеству людей — мы несколько лет в основном исполняли только его. Но в последнее время он пребывает «на заслуженном отдыхе». И вдруг слово всплыло. По общению с ребятами, которые в «Кецале» играли, мне стало понятно, что возникает новая история. А в ней уже другая философия, иное восприятие жизни.

— Как эти изменения выглядят внешне?

— Появились костюмы. За последние полтора-два года мы очень часто почему-то возвращались к разовым акциям-импровизациям, когда на сцене ребята одеты в какую-то очень простую «форму социума»: штанишки и рубашка. Вроде бы персонаж «из жизни», в узнаваемой одежде, уже не голый и не в бандаже, а по энергетике и по ощущениям все тот же, что восемь лет назад. Я вдруг понял, чего не хватало: именно соединиться с людьми, сказать, что мы — сегодняшние. Посмотрите на нас проще — мы не оторваны от реальности, не играем средневековую сказку. На сцене современные ребята, которые после поклонов наденут джинсы и пойдут домой. Это оказалось очень важно. Так что в Мюзик-холле ни в коем случае не будет реставрации старого спектакля. Зрители увидят молодых, очень смелых людей, которые будут довольно жестко работать, и они увидят, что эти люди — их современники, способные на высказывание. На сей раз мостик между спектаклем и публикой будет покрепче и пошире.

— Это уже не мостик, а полноценная переправа. В ней есть математический расчет?

— Наша новая работа базируется на том, что люди не живут одним «чувствилищем». Предыдущий «Кецаль» станцован голыми людьми, «заточенными» на физический театр в стиле DEREVO. В новом эти же чувства, с такой же силой сыгранные, выражены персонажами в «полусоциальных» костюмах, а потому гораздо более остро воспринимаются. От спектакля более щемящее ощущение, потому что зрителю очевидно: это такие же люди, как и он сам.

— Возникает эффект сопричастности?

— Должен. Это я и называю «мостиком». Человек в зале не чувствует себя наедине со своими заботами, пока человек на сцене творит нечто недоступное, и не думает: а я не умею так говорить телом, глазами или энергетикой. Вместо демонстрации мифического визуально прекрасного мира мы становимся ближе к людям: не физически, а метафорически.

— Антон, ваши музыкальные эксперименты всегда более демократичны. Чем порадуете на этот раз?

— В апреле выходит наша новая пластинка Doppio. Тиражом тысяча экземпляров всего-навсего. Независимо от того, какой будет тираж, я знаю: как только первый человек купит диск и загрузит песни в интернет, весь остальной тираж останется лежать у меня дома навсегда.

— Это нормально. Опять же, привязка к сегодняшним реалиям...

— Вот поэтому красивые, экс­клюзивные — с подписями и автографами — диски мы будем дарить друзьям и знакомым. Насчет продаж я не думал еще. Просто будем получать удовольствие от того, что пластинка вышла, и сделаем большой концерт-презентацию. Но это будет не чисто «Антон Адасинский и группа Positive band». Мы с Николаем Гусевым из возрождающейся группы «АВИА» создали «Неофольклорный синдикат».

— С какой целью?

— Оправдать самореализацию. В наш синдикат входят товарищи, музыканты и актеры, которые ведут некую деятельность, параллельную своей профессии. Как правило, в таком виде их не воспринимают. Вот как меня никто не готов видеть в качестве музыканта, певца или гитариста: все хотят, чтобы я плясал на сцене и доламывал последние кости. А если я беру в руки гитару, то люди думают, что на меня какое-то наваждение нашло.

— Интересно, а что они скажут, когда узнают, что ваш альбом — это саундтрек к фильму?

— Тем более что звуковая дорожка уже записана, а фильм еще не снимался. Есть пока только сценарная заявка. Но идея уже заинтересовала «Ленфильм». Так что мы под это дело снимем еще и хорошее кино — о музыканте со странной формой болезни. Он вдруг очень хорошо начинает слышать и знакомится с иными мирами через свои уши. Это становится невыносимым и даже заставляет его бросить музыку, потому что невозможно играть по нотам, когда слышишь абсолютно все! В фильме действует машинка по «поеданию» звука. Направляешь на человека трубочки разного диаметра — и вот он рот открывает, а звуков не издает. Машинка обрабатывает и собирает этот «сушеный звук». А представляете, если у целой толпы «отсосать» звук и высушить его? Получится целый мешок «сушеного звука», из которого можно сделать «бомбу», акустический взрыв. Позитивный, конечно.