Кризис веры в больничном коридоре
В рамках внеконкурсной программы «Золотой маски» Прокопьевский театр драмы показал спектакль «Язычники» по последней пьесе драматурга Анны Яблонской, трагически погибшей в январе 2011 года во время теракта в аэропорту Домодедово.
Получив в прошлом году «Золотую маску» за постановку по пьесе Вячеслава Дурненкова «Экспонаты», театр из сурового шахтерского города решил и дальше двигаться в сторону освоения современной драматургии. В нынешнем году столичные зрители получили возможность увидеть работу молодого режиссера Веры Поповой, которой худрук театра Марат Гацалов доверил постановку «Язычников».
Последняя пьеса Яблонской — коварная. Сатирическая бытовая зарисовка, почти анекдот про то, как богомолка-бабушка после многолетних странствий по монастырям решила навестить семью сына, на поверку оборачивается некомфортным размышлением современного человека о кризисе веры. Шаг в сторону — и задеты чьи-либо религиозные и мировоззренческие интересы. Два шага — конфликт со зрителем неминуем.
Попова, следуя за драматургом, ничью сторону не принимает. Она нарочно сажает актеров в зеркально повторяющие зрительный зал декорации, приглашая публику к непростому разговору.
Герои «Язычников» печально узнаваемы. Загнанная лошадь — мать семейства, несостоявшийся безработный музыкант — отец и переживающая трудный возраст и несчастливую любовь дочь-подросток. Живущие в постоянном конфликте, до хрипоты отстаивающие свои взгляды, члены семейства не знают, что со своей жизнью делать и к какой группе себя отнести.
Центральное событие пьесы — попытка самоубийства дочери — еще больше разобщает семью, заставляет близких-далеких людей вести религиозные войны у больничной койки.
В критической ситуации взгляды на понятия «нормы» и «безумия» у родных людей разнятся. Для бабушки важней всего крестить внучку, к ее возможной смерти она относится легко — «ей теперь смерть не страшна, ее Христос в свои объятия принял». Давно разлюбившие друг друга родители не знают, что делать: то ли свечи ставить в храме, то ли играть на трубе любимый дочери джаз. Сосед-моряк поступает радикально: совершает в палате африканский обряд, положив на лицо девушки ритуальную маску, добытую в дальних странствиях. В итоге девочка выздоравливает, но осадок остается.
Если бы режиссер поставила точку, точнее многоточие, после воскрешения главной героини, кристально простой и честный спектакль только выиграл бы. Но Попова оставляет сентиментальный эпилог, написанный автором, дающий героям и зрителям надежду на лучшее.
В результате получается неправдоподобно. Хотя понять режиссера можно — иногда так хочется верить в неправдоподобные счастливые финалы.
