Ратманского захлестнул собственный талант
В новой программе одноактных балетов — возобновленная «Федра» Сержа Лифаря и премьера «Психеи» Алексея Ратманского.
На афише, выпущенной Оперой к спектаклю, — фотоизображения пожилого Лифаря и молодого Ратманского. Похожи они, как отец и сын. И в биографиях есть сходство. Оба имеют отношение к Киеву — Лифарь там родился, Ратманский работал. Оба покинули Россию в поисках лучшей доли. Оба в молодом возрасте возглавили крупнейшие труппы мира. Лифарь — Парижскую оперу, Ратманский — Большой театр. Правда, Лифарь утвердился в Опере на долгие годы, а Ратманский оставил пост ради свободного плавания и уже поставил спектакли на всех статусных сценах. «Неохваченным» остался только лондонский «Ковент-Гарден».
Он вообще более свободен, чем был его старший коллега, — независим от художественных авторитетов, капризных балерин, да и от собственных амбиций. Однако мудрая несвобода иногда ценнее. «Голубчик, вам все-таки надо иметь вкус», — наставлял Дягилев фонтанирующего идеями Лифаря. Тот прислушался, и результат не заставил себя ждать. Та же возобновленная в Париже «Федра» — образчик высокой элегантности, истинное — по Дягилеву — содружество искусств. Благородно-ясная музыка Жоржа Орика. Конструктивистски лаконичное оформление Жана Кокто. Графичная, с преобладанием масштабных жестов хореография Лифаря. И самая яркая актерская работа вечера — Карл Пакетт в роли оклеветанного пасынка Федры Ипполита.
Ратманскому, в отличие от Лифаря, похоже, не с кем посоветоваться. Собственный талант, как показала «Психея», его захлестывает. Пресыщенным и назойливо ярким получился спектакль. Отличные оркестр и хор, вымуштрованная и не без удовольствия танцующая труппа, а на выходе — что-то вроде магазина восточных сладостей: все вкусно, всего много и все приторно.
Историю о жене, которой Венера послала мужа-невидимку, Ратманский взял из «Золотого осла» Апулея» и обогатил индивидуальными акцентами. Главные герои — Психея (Орели Дюпон) и Эрос (Стефан Буллион), впрочем, сохранили бесконфликтно-лирический статус. Им же принадлежит самый остроумный дуэт балета. Эрос крутит-вертит жену, а она в любых положениях умудряется от него отворачиваться.
Венера, обрекшая пару на эту акробатику, оказалась решительной девушкой в ярко-желтом. Похитившие Психею Зефиры — возрастными дяденьками со всклокоченными бородами. Злюк-сестер, по наущению которых героиня вооружается светильником, дабы проверить, есть у нее муж или нет, хореограф заимствовал из собственной «Золушки». Жуки, бабочки, цветы, бутафорская волчица и прочие обитатели леса, куда разгневанная богиня отправляет проштрафившуюся Психею, явились из старинных балетов о флоре и фауне. Также из глубин истории прибыл апофеоз с вознесшейся над прощенными супругами Венерой. Правда, Психея в этом эпизоде появляется глубоко беременной, а таких интимностей старые мастера не допускали.
Обновленный сюжет Ратманский положил на музыку одноименной симфонической поэмы с хором Сезара Франка. И, возможно, это главная ошибка самого музыкального российского хореографа. Франк постановщику не помощник. Нет у него нужного для балета дисциплинирующего начала. Вольная, импровизационная музыка с «крупножестовой» романтической страстностью и импрессионистским смакованием оркестровых красок. Ратманский эту вкусность распробовал в деталях и также в деталях отанцевал. Не исключено, что достоинства его фирменного petit allegro (множество мелких быстрых движений) оценит балетоман, но обычный зритель чувствует себя перекормленным. Тем более что танцевальное обжорство усугубляется излишествами живописными. При появлении на заднике очередных цветов, деревьев и зверей от заслуженной специалистки по сказкам Карен Килимник закрадывается крамольная мысль: а не лучше бы выглядел этот балет на пустой сцене?
Самое интересное, что такая возможность была. Накануне премьеры забастовали рабочие обслуживающих цехов, и первый спектакль с традиционным дефиле (на сцену торжественным маршем выходит весь состав Парижского балета — от учеников школы до этуалей) сдвинули на сутки. Балету еще повезло — его в Опера Гарнье дали хотя и с опозданием, но в декорациях и костюмах. А вот в Опере Басти публика в тот же день слушала «Фауста» в аскетичном концертном исполнении. Ничего не поделаешь, профсоюз в Париже — грозная сила.
