«Мой дедушка — Мейерхольд»

Вступив в должность художественного руководителя Драматического театра им. К.С. Станиславского, режиссер Валерий Белякович спешно покинул столицу. Пока театральная общественность обсуждала новое назначение, размышляла о будущем театра, где худруков съедают в рекордно короткие сроки, он ставил в Пензе новый спектакль. За несколько дней до открытия сезона Валерий Белякович вернулся в Москву и рассказал о своих планах «Известиям».

— Почему сразу после назначения вы уехали в Пензу, не логичнее ли было сразу приступить к работе в театре?

— Театр ушел в отпуск, а я уехал на запланированную постановку. С моим назначением это никак не связано. У меня были договоренности, и я не собираюсь от них отказываться. Скоро поеду в Японию, где до этого уже работал несколько раз.

— Что планируете поставить в новом сезоне в Театре им. К.С. Станиславского?

— «Шесть персонажей в поисках автора» Луиджи Пиранделло и «Кабалу святош» Михаила Булгакова. Выбор этих пьес напрямую связан с моим учителем, режиссером Борисом Равенских. В 1980 году он собирался организовать с нами свой театр. На общем собрании заставил меня читать вслух «Шесть персонажей…». Пьеса сложная, я в ней тогда ничего не понял. Когда я закончил читать, Равенских спросил: «Как это поставить, знаете?» Мы растерялись. «Будем разбираться», — ответил он. В этот же день по дороге домой он умер…

— Так и не раскрыл тайну, как ставить Пиранделло.

— Пьеса повисла в воздухе. Я решил, что нужно закончить дело, незавершенное учителем. Тем более что это не самый плохой вариант для постановки.

— А не страшно после истории со смертью Равенских браться за эту пьесу?

— Нет, наоборот, Борис Иванович мне помогает. Это был дорогой для меня человек, он в меня верил. Страшно будет, если спектакль не получится, впрочем, перед каждой премьерой так бывает. Это нормально. Считаю, что мне с учителем крупно повезло. Когда поступал в ГИТИС, он набирал курс параллельно с Марией Осиповной Кнебель. Я подумал, пойду-ка я лучше к мужику, зачем слушать эту бабушку. Режиссер — мужская профессия. Тем более я видел спектакли Бориса Ивановича, а о Кнебель знал только, что она ученица Станиславского и блестящий театральный теоретик. Никогда потом не жалел о своем выборе. Я считаю, что продолжаю дело своего учителя. И Пензу — родину Мейерхольда люблю потому, что мой педагог был его учеником. Мейерхольд — мой творческий дедушка, а там и до Станиславского недалеко, потому что Мейерхольд, как известно, был учеником Станиславского (смеется).

— А в театр, где одного за другим съедают худруков, не боялись идти?

— Я не из пугливых, редко чего боюсь в этой жизни. Страшно потерять близких — ведь тут ты не властен. А если что-то зависит от меня — уверен, что выплыву несмотря ни на что. Я в своей профессии — очень наглый и самоуверенный танк, многое про театр знаю. Не сложится в Театре К.С. Станиславского — жизнь не рухнет и корона с головы не упадет.

— Мейерхольд, постоянно менял манеру, переходя из театра в театр, ставил одинаково хорошо и в декорациях императорской сцены, и на фоне голой кирпичной стены. Какого стиля требует сцена Театра им. К.С. Станиславского?

— От Мейерхольда остались теоретические труды, все знают, что он был экспериментатором. Но никто не знает, какими были его постановки, они давно превратились в театральные легенды. Гончаров говорил, что на них не всегда люди ходили. Вот у меня в Театре на Юго-Западе был артист Виктор Авилов, он на наших глазах превратился в легенду. Никто не знает, каким он был, а я знаю. Последнее дело перед приходом в новый театр всерьез думать: «Как бы мне поменяться? Войду-ка я вперед задом». Мне 60 с лишним лет, меняться поздно. В работе я отталкиваюсь от себя. Мне близок народный, площадной театр, я не делаю заумь, пробуждаю чувства зрителей, обходясь без вывертов.

— Какое впечатление на вас произвела труппа?

— Я труппу Театра на Юго-Западе 35 лет формировал, а здесь некому было актеров лелеять и взращивать. Над этим надо работать. Кроме того, в труппе совсем нет молодежи, а это основа. Некому здесь петь, орать, танцевать.

— А вы уверены, что актеры Театра им. К.С. Станиславского смогут поменяться?

— Рецепт простой. Берем пьесу «Шесть персонажей в поисках автора» и начинаем работать. Кто там не будет меняться? Подо что меняться? А если при выборе роли будет точное попадание в артиста? Не получается с первого раза, попробуем еще. Будем искать решение, ведь дорогу осилит идущий. С кем-то не получится. Под кого-то придется подстроиться, бывает и так — какой-то актер роль не тянет — зато хочет играть, это тоже важно. В театре нужно побеждать каждый день. У меня на счету 150 спектаклей. Ну и что? Сейчас ставь, сию минуту! О своих былых заслугах потом расскажешь, в раю!

— А это правда, что с вами заключен договор только на год — разве за год можно изменить театр?

— Времени у меня мало, но что-то сделать можно.

— Планируете оставить предыдущие спектакли в репертуаре?

— Наверное, придется с чем-то расстаться. «Авария» Галибина показалась мне неубедительной. В спектакле «Бабьи сплетни» придется что-то подправить, наверное. Посмотрим.

— А спектакль «Мужской род, единственное число» останется?

— Конечно, останется. Замечательный спектакль Семена Спивака, там Коренев хорошо играет. Подобные пьесы только на первый взгляд кажутся пустыми. На самом деле это современный вариант мольеровского театра. Кроме того, он кормит театр.

— Кстати, о Мольере. Вы не рассказали, почему решили ставить «Кабалу святош».

— Потому что этот спектакль мечтал поставить Станиславский. В 2013 году у него 150-летний юбилей. К этой дате я хочу подготовить ряд спектаклей, в том числе «На дне», который он ставил. Мы планируем сделать фестиваль, посвященный Станиславскому. После «На дне» поставить «Хозяйку гостиницы», «Гамлета». Когда возник разговор о «Кабале святош», стали решать, кому сыграть Мольера. Володя Коренев мне говорит: «Вот ты и играй, а я сыграю Короля!». Я на себе, как на актере, давно поставил крест из-за режиссерской работы. В конце концов могу и сам сыграть. Судьба дала мне еще один шанс, словно сказала: «Там, в Театре на Юго-Западе, в подвале тебе легко, а ты попробуй теперь здесь». Еще три года — было бы поздно, я бы отказался от этого поста, а сейчас самое время — мне кажется, у меня сил хватит.