Новая колония Ходорковского оказалась птицефабрикой
ИК-7 в Сегеже стала на минувшей неделе самой знаменитой зоной страны. В пятницу в отмытом до блеска белом автозаке сюда привезли экс-главу "ЮКОСа" Михаила Ходорковского. «Известия» проверили, в каких условиях предстоит провести ему ближайшие 5 лет.
Сегежа (ударение на второе «е») в переводе с финского – чистая, светлая. Так называется река, рядом с которой сначала проложили железнодорожные рельсы, потом поставили станцию, а уж после к этой станции «приделали» городишко.
Оказался он далековато от центров цивилизации: даже город с выразительным названием Медвежьегорск, даже Кондопога («медвежий угол») – и те ближе. А тут, в Сегеже, – все леса да болота. На дорогу выходят непуганые лоси. До Петрозаводска – 260 километров, до Питера – 700 по отвратительной и узкой трассе. За 200 километров до Сегежи заканчиваются не только населенные пункты, но и бензоколонки. «Обсохнешь» — можно ночь простоять на обочине.
"Начинаем зарядку! Руки вверх!"
Когда-то жизнь била в городе ключом. Работала птицефабрика, дымил целлюлозно-бумажный комбинат, коричневые пакеты с его эмблемой знал весь Союз. В те времена каждый третий житель Сегежи работал на ЦБК. Сейчас комбинат, как говорят местные жители, загибается.
Теперь в Сегеже «градообразующее предприятие» – зона: на улицах, куда ни глянь, или человек в серо-голубой «камуфляжке», которую носят охранники, или бывший зек с серо-голубыми наколками. Мужиков, чтобы трудоспособные да несудимые, не хватает, так что в охране ИК-7 и женщины служат.
От птицефабрики осталось только название микрорайона да пяток жилых домов. Окнами они упираются в тройную «колючку» и вольеры с овчарками. Колония общего режима, "курятник" на 1300 зеков.
Жителей окрестных домов, по их словам, соседи не пугают — наоборот, от них польза. «Расконвойников» (тех, кому разрешено выходить за пределы колонии) посылают в квартиры для домашних работ: кому смеситель поменять, кому стекло в окошко вставить. «Приходил паренек, молоденький совсем, когда труба потекла, — говорит Зоя, живущая рядом с зоной. – Не скажу плохого: тихий, аккуратный».
Одно неудобство: каждое утро, в 6 часов 10 минут, людей в домах будят бодрые мелодии и ритмы зарубежной эстрады, летящие из лагерных репродукторов: «Начинаем зарядку! Руки вверх!» Скоро вместе со всеми их будет поднимать и бывший глава "ЮКОСа". В пятницу его этапировали на «птицефабрику».
«Ходорковский? А кто он?»
Появление «вип-заключенного», кажется, не очень взволновало флегматичных северян. В Сегеже не все даже знают, что за Ходорковский такой, хотя видят, что благодаря новому гостю города об их Сегеже теперь каждый день по телевизору говорят.
«Всю неделю только и слышала, что к нам на зону кого-то везут, – кивает женщина-сторож на автостоянке. – Известного такого, как же его...»
Консьержка в общежитии откладывает вязание: «Ходорковский? А чего натворил-то?» Мужчины осведомлены лучше. «Я сам три года отсидел, – объясняет таксист Лёша. – Вот хочу на него посмотреть».
Лёша как раз высаживал пассажира рядом с вокзалом, когда подошел поезд из Петрозаводска. В одном вагоне все окошки были зашторены наглухо. Вокзал оцепили. Лёша понял: зеков привезли. Из вагона вывели стайку людей в черном. Таксист напрягся. «Уж я и так высматривал, и эдак, ну не было его там! – досадует он. – Неужто не привезли? Или пропустил?»
Как рассказал местный сотрудник ГИБДД, Ходорковского доставили в Сегежу не в вагоне вместе с другими зеками, а раньше – в автозаке. Накануне, в четверг, начальник ИК-7 лично отправился за ним в Петрозаводск.
В отличие от горожан, работники колонии готовились к приезду Ходорковского – будто к визиту английской королевы. Они, конечно, изо всех сил делают вид, что он для них — обычный зек.
«Кто это? – в ответ на вопрос о бывшем главе "ЮКОСа" сквозь зубы цедит на ходу человек в камуфляжке с погонами большого начальника. Он идет к воротам колонии быстрым шагом, успевает еще бросить: – Я что, всех заключенных должен по именам знать?!»
Он занят другими делами. В комнате для приема передач на зелененькой, веселенькой такой расцветочки решетке, прилеплена бумажка: «Осторожно! Окрашено!» — идет подготовка к встрече целой армии уфсиновского начальства, которая десантировалась в Сегеже перед «днем «Ч». В местных гостиницах в четверг уже мест не было, говорят – командировочные понаехали из Петрозаводска, из Питера и аж из самой Москвы. Да что ФСИН – из прокуратуры нагрянули!
На первое время Ходорковского поместили не в саму колонию, а в соседнее здание следственного изолятора. Это обычная практика. Говорят, для него подготовили сразу три камеры. Вокруг зоны тут же раскатился слух: олигарх себе хату выбирать будет. Но дело скорее в другом: есть такая практика в СИЗО – «особо одаренных» зеков так изолируют, чтоб даже за стенками соседей не было. Для этого и нужны две лишние пустые камеры.
После СИЗО Ходорковского определят в 9-й отряд, так называемый «рабочий». Экс-главе "ЮКОСа" предстоит трудиться на благоустройстве колонии: ямы копать, стекла вставлять. Никакой «шерстяной», как говорят зеки, работы, вроде кухни или прачечной, ему не светит.
На "пионерской" зоне
Зона – то место, где воплощены главные завоевания коммунизма: все дружно трудятся, а их быт и досуг заботливо и совершенно бесплатно обеспечивает государство. Раз в два года экс-главе ЮКОСа полагаются: шапка, костюм х/б, 2 сорочки, теплые брюки, тапки и валенки, раз в год – белье, рукавицы и 2 пары портянок. А также матрац, одеяло, подушка.
Нормы питания тоже определены. Будет хорошо работать – получит доппаек. Жить ему предстоит в комнате на 40-50 человек с двухъярусными железными койками. Свидания с родными разрешены: в течение года 6 краткосрочных и 4 длительных. Передачи – 12 раз в год.
В «семерке» наше светлое «вчера» ощущается очень остро: зону называют «пионерской». Это даже больше, чем просто «красная». То есть мало того, что тут правят не воры, а администрация, так она правит еще и «строем и с песней». И это даже не каламбур, в «семерке» в большой чести смотры художественной самодеятельности и спортивные мероприятия. В здании администрации на стенде висят соответствующие фото. Помню, в детстве я однажды была в пионерлагере, там тоже видела такое.
– Ну, не очень строгая зона, бывает хуже, – пожимает плечами Алексей, еще недавно работавший в «семерке». – В целом все, как на обычной «красной» зоне. Есть люди авторитетные, блаткомитет, но нет воров.
Когда новый зек попадает сюда, продолжает Алексей, ему, как и везде, предлагают подписать заявление и войти в «актив», то есть начать сотрудничать с администрацией. Можно не подписывать, но администрация умеет убедительно склонять к сотрудничеству. А уж УДО без него и вовсе не видать.
Для УДО, как знают на зоне «по другую сторону», можно найти и другой повод.
– Например, родители одного заключенного делали ремонт в колонии, стройматериалы подвозили, за это их детей выпускали по УДО, – рассказывает Женя, отсидевший в «семерке» 4 года.
"Стучат" на «пионерской» зоне многие. Поэтому получить с воли что-то недозволенное, тот же телефон, при большом желании и больших деньгах можно, а вот долго удержать – не получится, говорит Алексей. Обязательно, мол, выдадут.
– Хотя прячут они, конечно, хорошо, -- усмехается Алексей. – Я сам играл с ними в эти «кошки-мышки».
Сами зеки к таким разговорам относятся скептически. Женя говорит, что любые вопросы решаемы.
– Есть деньги – все у тебя будет: и телефон, и компьютер, – усмехается он. – Главное – записаться в «актив» и делиться, с кем надо.
Огурчики-помидорчики
Распорядок дня также напоминает о пионерском лагере. С одной разницей: здесь говорят «личное время», не называют его свободным. А так – воспитательные мероприятия, культурная программа.
В лагере – 1300 человек, из них 300 – на строгом режиме, но это отдельный участок. Те, кто на общем, делятся на отряды человек по 100 и живут в комнатах на 20-25 коек. Железных, двухъярусных.
Кормежку знающие люди сравнивают с армейской. Говорят, что в колонии кормят лучше. Особенно тех, кто работает.
– Я в армии не служил, так что не знаю, – смеется Женя. – А так – рис, пшено, сечка. Мясо – редко и мало. То есть соя.
– Соя?
– А ты думала, мясо дают?.. Не, это – за свои.
«За свои» -- значит, за деньги, которые заключенному разрешается иметь на личном счете. Официально из них можно тратить 2250 рублей в месяц.
– Ерунда! – машет рукой Женя. – Если есть деньги, то идешь и покупаешь, что захочешь и сколько захочешь. И передачки можешь хоть каждый день получать. Можешь вообще в столовку не ходить, есть только свое. Главное – делиться с бригадиром и отрядником.
Алексей усмехается.
– Ловили мы таких, которые пытаются в столовую не ходить, -- говорит. – Отлавливали и с жареной картошкой, и с курицей, кто-то даже пироги печь ухитрялся.
– А почему нельзя?
– Не положено!
В колонии есть собственное приусадебное хозяйство: петрушка-укропчик, помидорчики-огурчики, картошка и даже кролики. Женя говорит, что зеки это все выращивают. Едят другие.
Живет лагерь в три смены. У первой подъем в 6 утра, у второй – в 9, третья спит до 16 часов. Это означает, что зеки в Сегеже в три смены вкалывают. Загадка, которую мне не удалось разрешить: в городе свободным-то людям работы не хватает…
– Работа, конечно, дело добровольное, но все равно заставят, – добавляет Женя. – Отказался – 10 суток ШИЗО.
Работа разная. Есть такая, за которую и на воле люди в Сегеже поборются. Скажем, «фирма», так зеки прозвали авторемонтную мастерскую: здесь выполняют любые слесарные-малярные работы. Жители Сегежи чинят машины на зоне с большим удовольствием.
На деревообработке раньше клепали столы-стулья, а теперь зеки даже деревянные срубы ставят. На «пластмасске» штампуют пластиковые крышки для ЦБК. В инструментальном цеху работают фрезеровщики. Бондарный участок (бочки делают), котельная – для тех, кто на строгом режиме. А самая «шерстяная» работа – кухня, конечно, и прачечная.
– Устроишься в прачечную – каждый день сможешь мыться, -- рассказывает Женя. – А так – только раз в неделю. Баня одна на всех, на отряд дается час.
Формально работу можно выбирать. На самом деле – все идут, куда пошлют.
– Если ты с мозгами и руками, на хорошую работу устроишься, -- уверяет Алексей.
– Сложатся отношения с отрядником, будешь делиться с бригадиром - будет тебе и работа хорошая, – говорит Женя.
Оплата зековского труда в «семерке», по его словам, тоже вполне «пионерская».
– Я вот получал 7 рублей в месяц.
– 7 тысяч?
– 7 рублей!
Вряд ли Михаил Ходорковский относится к тем, кому удастся получить «неформальные» послабления. И бывалые зеки, и знающие сотрудники ФСИН говорят, что он – слишком заметная фигура, чтобы кто-то ради него рискнул пойти на нарушения. Ведь вот он еще и прибыть не успел на зону, а туда уже начальства понабежало.
-- Он и сам никогда не пытался пользоваться какими-то, как вы говорите, «неформальными послаблениями», -- добавляет адвокат Ходорковского Вадим Клювгант.
В «семерке» Ходорковскому предстоит провести пять лет. Надежды на условно-досрочное освобождение у него мало. Как рассказали источники «Известий» в колонии, перед прибытием экс-олигарха у них прошло селекторное совещание, на котором четко и внятно прозвучало: никаких УДО, сидеть будет от звонка до звонка.
