Перейти к основному содержанию
Реклама
Прямой эфир
Мир
В МИД Турции допустили окончание конфликта на Украине в 2025 году
Общество
На Камчатке нашли тело второго пропавшего под лавиной туриста
Мир
На Украине признали неспособность противостоять российским БПЛА
Спорт
«Трактор» победил «Динамо» в овертайме и увеличил преимущество в серии
Мир
Politico узнала о намерениях КНР бойкотировать встречи по Украине без участия РФ
Армия
Расчет ЗРК «Бук-М1» сбил украинский вертолет на артемовском направлении
Мир
Боррель заявил о поддержке глав МИД ЕС использования российских активов для Украины
Мир
Трамп исключил Рамасвами из списка потенциальных вице-президентов
Мир
По меньшей мере семь человек погибли и 20 пострадали в результате ДТП в Непале
Общество
Региональный режим ЧС введен в Амурской области из-за обрушения на руднике «Пионер»
Армия
МО показало уничтожение расчетов ВСУ у приграничных районов Белгородской области
Мир
Трамп назвал реальными управленцами США злобное и коварное окружение Байдена
Мир
Сенатор США потребовал от граждан Украины всех возрастов мобилизоваться в ВСУ
Мир
В Польше обнаружили потерявшийся американский дрон MQ-9 Reaper
Общество
Собянин рассказал о разделе «Мои госпитализации» в электронной медкарте

Советский антисоветчик

21 августа исполняется 75 лет писателю Анатолию Гладилину. Он дебютировал на страницах "Юности" в 1956 году повестью "Хроника времен Виктора Подгурского". В годы хрущевской "оттепели" его имя получило широкую известность вместе с именами Василия Аксенова, Булата Окуджавы, Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского, Беллы Ахмадулиной
0
Анатолий Гладилин и Виктор Некрасов. Париж. Начало 80-х годов
Озвучить текст
Выделить главное
вкл
выкл

21 августа исполняется 75 лет писателю Анатолию Гладилину. Он дебютировал на страницах "Юности" в 1956 году повестью "Хроника времен Виктора Подгурского". В годы хрущевской "оттепели" его имя получило широкую известность вместе с именами Василия Аксенова, Булата Окуджавы, Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского, Беллы Ахмадулиной. В 1976 году писатель эмигрировал во Францию. Его последние книги - "Тень всадника", "Жулики, добро пожаловать в Париж!", мемуары "Улица генералов". Накануне юбилея Анатолий Гладилин дал эксклюзивное интервью своему давнему другу, парижскому корреспонденту "Известий".

известия: Писателям-шестидесятникам повезло. Ваши книги издавали огромными тиражами. Вы были кумирами молодежи, властителями дум.

анатолий гладилин: У нас такого ощущения не было - мы не чувствовали себя героями. Главным для нас была борьба за пробивание книги в печать. Собственно говоря, цензуру как таковую мы не видели - ею занимались редакторы. Ну а большие тиражи были не только у изданий, в которых шестидесятники печатались. Когорта авторов, которая собралась вокруг "Юности", создала журналу имя и гарантировала двухмиллионный тираж.

и: Именно твоя "Хроника времен Виктора Подгурского" стала первым знаковым романом той эпохи. И сразу за ней увидели свет первые книги Василия Аксенова, Анатолия Кузнецова.

гладилин: Эти книги рассказали о том, что на самом деле происходило с современной молодежью. Мы первыми сказали правду. И тогда это казалось какой-то фантастикой. Мы писали языком, которым говорила молодежь. Но только потом - через несколько десятилетий - я понял, что мы действительно были счастливчиками. Нам дико повезло - мы оказались в нужном месте в нужное время.

и: Вам, конечно, подфартило с хрущевской "оттепелью".

гладилин: Это была эпоха не только "оттепели", но и торжества книги. Царил ее культ, а телевидения практически не существовало. Помню, как в метро или электричке все читали книги или газеты, а сейчас - только эсэмэски на мобильниках. Тогда мы не осознавали своего счастья.

и: Шестидесятники - это не только единомышленники, но и друзья.

гладилин: У нас сложился круг, в котором все друг к другу относились очень хорошо и очень трогательно. Мы ценили таланты друзей, но небожителями себя не считали. Мы уважали и других наших писателей, которые умели писать и вели себя достойно. Но всех остальных - разных лауреатов, секретарей Союза - мы за людей не считали. Мы были убеждены, что они только зарабатывают чины и деньги, а настоящую литературу делаем мы.

и: Довлатов не без горечи иронизировал: "Ты, Гладилин, знаменитость. С Евтушенко выпивал. Кучу денег зарабатывал. Жил с актрисами, балеринами. Сиял и блаженствовал. А мы копошились в говне".

гладилин: Нам повезло еще и в том смысле, что мы успели войти в литературу. Трудно было "закрыть" Васю Аксенова. Когда же перестали печатать мои книги на современные темы, я ушел в историческую прозу. Однажды на конференции журнала "Юность" ее тогдашнего главного редактора Бориса Полевого спросили, почему он не публикует Гладилина. Тот ответил: "Я бы с удовольствием его печатал, но он молчит, исписался". А у меня стол ломился от новых вещей. Но вот следующему поколению сразу дали по голове после того, как поняли, что мы люди настолько самостоятельные и известные, что с нами трудно справиться. Когда считали, что я напечатал антисоветскую вещь или когда я подписывал письма в защиту Синявского и Даниэля, а потом Солженицына, меня вызывали в ЦК партии, хотя я никогда не состоял в ее рядах. Беседовали уважительно. Ничего нельзя было поделать и с Евтушенко. Невозможно было его не пускать за границу. Агитпроп сделал из этого вывод и следующее поколение прижал к ногтю. В результате в Советском Союзе не было писателя Довлатова и поэта Бродского.

и: "Хронику времен Виктора Подгурского" опубликовали, когда тебе было 20 лет.

гладилин: Аксенов меня часто сравнивал с французской дамой Франсуазой Саган, которая издала первую книгу в 17. Она сразу заработала столько денег, что потом могла бы всю жизнь больше ничего не делать. А я получил копейки.

и: Я уже не говорю об успехе среди прекрасного пола. Сама Марина Влади звонила тебе первому, когда приезжала в Москву.

гладилин: Нас с ней связывали нормальные дружеские отношения. Марина знала, что, если она мне позвонит, я сразу откликнусь. Сейчас невозможно себе представить, кем она была тогда для России - особенно после "Колдуньи". Марина мгновенно затмила всех наших актрис. Ее появление на публике всегда производило ошеломляющий эффект. Да и мне - чего скрывать - приходить с Мариной в ЦДЛ было лестно.

и: Однажды Влади спросила вас с Аксеновым: "Почему вы оба такие антисоветчики? Вы живете в прекрасном мире социализма. Что вам не нравится в СССР?"

гладилин: Марина действительно искренне верила в Советский Союз. Она была и одним из вице-президентов Общества советско-французской дружбы, серьезной организации. Но Марина все это делала ради Высоцкого.

и: Не переоценивали ли шестидесятники своей роли в Советском Союзе? С легкой руки Евтушенко поэт в России стал больше, чем поэт.

гладилин: В то время так оно и было. Евтушенко по своему темпераменту был поэтом-трибуном, и его всегда несло в политику. Помню даже фразу, сказанную кем-то их чиновных вождей: "ЦК не хочет ссориться с Евтушенко". Я же старался политики избегать и занимался только литературой. В моей повести "Дым в глаза", которая была опубликована в "Юности", в рассказах было много интересного с точки зрения формальных новаций. Я постоянно искал новые формы.

и: Тебе воздавал должное Валентин Катаев: "Хуже меня пишет только один человек в мире - это мой друг, великий Анатолий Гладилин, мовист номер один". Что он имел в виду?

гладилин: Эту фразу надо рассматривать опять-таки в ироническом контексте. Катаев беседует в Америке с какой-то дамой, полной идиоткой, объясняет ей, что он основатель новейшей литературной школы мовистов, от французского слова mauvais - плохой. Ее суть в следующем: так как все в настоящее время пишут очень хорошо, то нужно писать плохо, как можно хуже, и тогда на вас обратят все внимание. Конечно, научиться писать плохо не так-то легко, потому что приходится выдерживать адскую конкуренцию. И если вы научитесь писать хуже всех, то мировая популярность вам обеспечена.

и: Значит, ты был главным мовистом, но не диссидентом?

гладилин: Я никогда не был диссидентом, никогда не хотел свергать советскую власть и считал, что она на века. Я даже пытался доказать это Андрею Дмитриевичу Сахарову - я имел честь быть его другом. Однажды я спросил партийного начальника: "Ну что вы ко мне цепляетесь? Я же в политику не лезу!"

и: Наверное, глядя из Москвы, Запад казался землей обетованной?

гладилин: Во время "оттепели" в 1961 году я побывал с группой советских писателей в Париже. Я обалдел - мне город показался раем земным. И хотя всех держали на поводке и гоняли скопом, я нагло отрывался. Но когда я сюда приехал на постоянное жительство, то очень быстро почувствовал: одно дело оказаться во Франции туристом, а другое - жить. Такого Парижа моей молодости я больше не видел.

и: Ты должен был, по твоим словам, уехать из СССР - иначе оказался бы в тюрьме. Да не по политическим мотивам, а за обыкновенное убийство. Нервы твои не выдерживали, и редактора своей следующей книги ты был готов удушить голыми руками.

гладилин: Я писал об этом иронично и всегда считал иронию одним из достоинств моей прозы и вообще литературы нашего поколения. Почти никто из нас себя всерьез не принимал. Я до сих пор этого не делаю.

и: Как бы там ни было, тебя издавали в СССР вплоть до эмиграции.

гладилин: Перед отъездом во Францию напечатали три мои книги - правда, переиздания - и две новые, в том числе исторический роман, который сегодня почти совсем забыт. Это "Сны Шлиссельбургской крепости" о народнике Ипполите Мышкине, который пытался неудачно вывезти из Сибири Чернышевского. И детская - "Секрет Жени Сидорова". Но я понимал: то, что у меня в столе, никогда не будет напечатано. Я оказался в тупике. Знай, что наступит перестройка, я бы остался. Мне казалось, что, уехав, я смогу начать жизнь сначала, увидеть мир, который для меня был закрыт. И я боялся, что через два-три года у меня не станет сил на отъезд.

и: Однако вскоре ты признал: на Западе есть свобода и нет советской цензуры, но нет и читателей.

гладилин: Все немножко сложнее. У меня не было никаких иллюзий. Вася Аксенов в мемуарах "Таинственная страсть" написал о Подгурском - то есть обо мне - что он уехал без копейки денег, без всяких связей, рассчитывая на какое-то чудо. Когда самолет пересек границу, я сказал себе: "Забудь, что ты был известным писателем. Здесь тебя никто не знает. Здесь надо работать".

и: Ты сразу трудоустроился?

гладилин: Я стал работать в парижском бюро "Радио Свобода". У нас собрались такие замечательные люди, как Галич, Максимов, Некрасов, поэтесса Наталья Горбаневская, которая вышла на Красную площадь, протестуя против вторжения в Чехословакию. Журналистика меня очень увлекла. Я впервые занялся политикой - как французской, так и международной, а литература отошла на второй план. Как журналист, ты сам знаешь, что такая работа съедает время и мозги. Трудясь на "Свободе", я написал три книги - "Большой беговой день", которую начал в Советском Союзе, очерки о французской жизни "Кипарис под снегом" и политическую вещь - "Французская Советская Социалистическая Республика". В России я, несомненно, написал бы больше.

и: Как 35 лет жизни в эмиграции повлияли на тебя, как на писателя?

гладилин: Двенадцать лет я проработал на "Радио Свобода", где был начальником, а потом еще восемь - фрилансером на Немецкой волне. Я считал, что сеял разумное, доброе, вечное, но надо было вместо этого писать книги. Словом, журналистика - это могила для писателя.

и: Действенность книги в СССР и на Западе тогда была несоизмерима. Поэтому ты не советовал своим друзьям эмигрировать.

гладилин: Для моих друзей литература была самым главным в жизни. Я им говорил: "Если есть возможность издаваться в Советском Союзе, то сиди и не рыпайся. Потому что книга в СССР - это совсем иное дело, чем на Западе. Ну появится здесь несколько рецензии на твое произведение, прочтут его 50 человек. И дальше что?! А если ты написал настоящую книгу, она в России станет событием".

и: Помнится, один литератор-эмигрант жаловался на полное равнодушие к нему со стороны Запада: "В СССР было хорошо. Там хоть КГБ мной интересовался, а здесь - никто".

гладилин: Из СССР уезжали не только гиганты типа Ростроповича или Тарковского... Далеко не у всех получалось на Западе. Оказывалось, что у человека либо маленький талант, либо его нет вообще. А многие считали, что во всем виновата советская власть. Они думали, что на Западе им будут все внимать. Помню, позвонил мне Володя Максимов и сказал: "Такой-то деятель мне сообщил, что приезжает в Париж из Вены, и потребовал, чтобы его встречали ты от "Радио Свобода", журналисты Би-би-си и "Голоса Америки", а также все телеканалы. И чтобы сразу ему приготовили деньги за интервью". Мы с Максимовым решили, что приедет и сам на месте разберется. Никто его, естественно, не встречал.

и: Отбывшие в эмиграцию писатели остались на Западе невостребованными.

гладилин: Из всего нашего поколения больше всего переводился Аксенов. Он был очень читаем и почитаем. В Соединенных Штатах его "Московская сага" произвела огромное впечатление. Критика называла его "Львом Толстым советских времен". Но как только он стал писать "свою" прозу, американцы потеряли к нему интерес, и Вася на Америку жутко обиделся.

и: Три года назад ты издал скандальную книгу "Жулики, добро пожаловать в Париж!", в которой во всех бедах обвинял афро-арабскую эмиграцию. Изменилось с тех пор что-то во Франции?

гладилин: К моему большому сожалению, уже долгое время во Франции все изменяется только в худшую сторону. Поэтому у меня самые мрачные прогнозы. Набирает силу исламский фашизм, который просто-напросто завоевывает Европу. Защищаться будут разве что немцы и англичане, которые привыкли драться, но не французы. Они не сопротивляются. Иначе тебя могут объявить расистом. Они считают: выжили под немцами, выживем и под мусульманами.

и: Насколько я понимаю, больше всего во французах тебе не нравится политкорректность.

гладилин: Во время "холодной войны", когда Франция маневрировала между Соединенными Штатами и Советским Союзом, здесь не было такой политкорректности, которую я ненавижу, или, скажем прямо, такого вранья. Вот недавний пример: группа девиц избила женщину - водителя автобуса за то, что она отказалась везти их прямо домой, а следовала по своему маршруту. Избили чернокожие.

и: Но про цвет кожи все промолчали.

гладилин: Типичная французская трусость. В книге "Французская Советская Социалистическая Республика" я писал: если советские танки войдут во Францию - особенно если во время летних отпусков в августе, то возьмут страну за три дня. Не гавкнет ни одна собака. Главная черта французов - это малодушие. И еще же привычка хорошо жить и стремление не потерять хлебного места. Французы рассматривают свое государство как дойную корову. Сами они будут только бастовать, требовать прибавки к зарплате и сокращения рабочей недели.

и: Почему французские СМИ - и правые, и левые - о России пишут исключительно плохо?

гладилин: Это для меня загадка. Раньше левые защищали Советский Союз, в который искренне верили. Зато сегодня тебе никто не скажет - разве что старики - что русские выиграли войну. Молодежь убеждена, что французская дивизия генерала Леклерка взяла Париж, который защищала одна пожарная рота немцев. И союзники помогли. А при чем тут русские? Да и если Россию не любишь, никто тебя не обвинит в расизме. Такая политкорректность насаждается сверху.

и: Что бы ты пожелал себе на 75-летие?

гладилин: Мне обещали переиздать книги - мою лучшую "Тень всадника", а также "Меня убил скотина Пелл", где я рассказываю о работе на "Радио Свобода", "Жулики, добро пожаловать в Париж!" и сборник рассказов. Я бы хотел переиздать и мои старые вещи, которые в советские времена читали миллионы, - "Хронику времен Виктора Подгурского", "Дым в глаза", "Первый день Нового года", "История одной компании".

Комментарии
Прямой эфир